С утра лечу подобное подобным,
чтоб не очнулась сонная душа.
А за окном, с рычанием утробным,
октябрь доедает не спеша
воспоминанья, чувства, ощущения -
всë догорает спичкой на ветру.
Их забирает стылый дождь осенний
и обращает в мокрую золу.
Прошла пора надежд и листопада
и для чего, не понимая сам,
я пью с утра лекарство от распада
больной души с дождëм напополам.

Кружится над землëю белый снег,
и в свете фонарей снежинки пляшут.
Бредëт по снегу странный человек,
рассеянно глядит на окна наши.

Ночь разломилась точно пополам,
как-будто булка сдобная из детства.
А он бредëт, куда не зная сам,
и некуда ему сегодня деться.

Наш город спит, ворочаясь в тиши,
лишь изредка покашливая сонно.
Луна наш город чутко сторожит,
хоть смотрит свысока и отрешëнно.

Ах, кто же он? Мудрец, пропойца, плут,
а может просто лишь ночной скиталец?
Откуда он и как его зовут?
Да он и сам, по совести, не знает.

Он заблудился в тысячах планет,
он трогал звëзды как цветы руками...
Бредëт по снегу странный человек
с больными воспалëнными глазами.

Словами очень просто лгать.
Глаза не лгут.
Я дал себе обет молчать -
напрасный труд.
Словами так удобно лгать,
коль ложь в крови.
Попробуй взглядом ты солгать
своей любви.
Мысль изречëнная есть ложь -
был прав мудрец.
Но если взглядом ты солжëшь -
всему конец.

Я свою придумал сказку так затейливо и сложно,
Узелки сюжетных линий попрочнее завязал.
Без истории красивой жить на свете невозможно.
Мне она всë время снилась. Я еë нарисовал
На холсте, листе бумаги, на стене и на окошке,
На входной двери соседа, что таращится в глазок...
Я придумал эту сказку, только вот неосторожно
Уронил на дно вселенной и достать уже не смог.
В этой сказке невесомой были горы, реки были,
А в лесах единороги, рысь, лиса, медведь, енот.
Там жила одна принцесса с изумрудным чудным взором...
Но не будем о печальном. Сказка - ложь, да в ней намëк...

Перо рассвета по листу скользнуло
и зачеркнуло бред нетрезвой ночи.
И незаметно, как бы между прочим,
ход времени шутя перевернуло.

И я воскрес опять для панихиды.
Я умер, как всегда, под воскресенье.
Всë как обычно: нудный дождь осенний,
и новый день, и старые обиды.

Перо скользнуло по полночным строчкам.
Под росчерком его неторопливым
стал строй стихов коряв и неопрятен.
До завтра, ночь! Мы встретимся ещë.

В небе месяц-хулиган
Ухмыляется.
Я налил ему стакан -
Пусть поправится.
Не забыл и про себя,
Разлюбезного.
Надо мною звëзд гурьба -
Все нетрезвые.

Мрачный город-людоед,
Моя родина
Пожирает звëздный свет
Как смородину.
Всë чернее за окном,
Тени скошены,
Будто я и этот дом
В пропасть брошены.

Время волка и совы,
Праздник похоти.
Вон, бредут толпой волхвы -
Рожи в копоти.
В небе чëрном больше нет
Звëзд мерцающих.
Растворился лунный свет
В пастях лающих.

Ну вот и снег! Мы без него устали.
Пускай ещë с дождëм напополам.
Но улицы чуть-чуть белее стали
И на душе чуть легче стало нам.

Ну вот и снег. Ноябрь надевает
На лысину потëртый капюшон
И всë всë вокруг тихонько засыпает.
И мы увидим белый-белый сон.

Ну вот и снег! На улицах и крышах,
На головах, машинах и зонтах.
Угрюмый дворник из подвала вышел,
Взмахнул метлой... И скрылся в облаках!

Застала осень нас босых и не одетых.
Сидим себе в своëм раю, жуëм котлеты.
Вдаль ускользающего времени не жалко.
Ведь наш Эдем - Вселенной мусорная свалка.

Застала осень нас врасплох и мы не рады
Ни мимолëтному дождю, ни листопаду.
А во Вселенной звездопад совсем не чудо.
Здесь звëзды гроздьями летят из ниоткуда.

Мы сеем в поле пустоты больные грëзы.
В чумном раю ничем не пахнут наши розы.
Застала осень нас врасплох. Мы ей не рады.
Нас слишком мало. Мы уйдëм за листопадом...

Толку как воду в ступе
Безрадостные дни.
Сквозь паутину скуки
Мерещатся огни.
Они влекут куда-то
Обманчиво близки...
Звоню из автомата -
Ответа нет. Гудки.
Куда иду? Бог знает,
Но путь не осветит.
Хоть может быть у края
Удержит и простит
Гордыню и безверье
И пустоту души...
Откроет настежь двери
И разрешит: "Дыши! "

Вряд ли нас спасëт Любовь.
Нас, упавших в злую бездну,
Нас, навек застрявших между
Звëзд погасших. Вновь и вновь
Я твержу как заклинанье
Запоздалое признанье,
Будоражащее кровь:
"Вряд ли нас пасëт Любовь... "
И по Млечному Пути
Будем мы скитаться вечно.
Память сердца бесконечна -
От прозренья не уйти.

Осень тихо дышит за спиной -
Дни короче, ночи холодней.
Мне б уйти в пленительный запой,
Но не пьëтся что-то, хоть убей.

Мне б в глазах зелëных утонуть,
В омуте без берега и дна,
Но боюсь в глаза твои взглянуть -
В них так мало место для меня.

Осень пахнет дымом и землëй,
А ещë - предчувствием зимы.
И совсем немножечко тобой
Осень пахнет...
Ночь. Октябрь. Сны.

Вселенская хандра в свои поймала сети
И юношеский пыл давно сошëл на нет.
Я жгу свои стишки, уносит пепел ветер.
Сычëм в стекло души таращится рассвет.

Вселенская хандра то плачет, то смеëтся.
Питается тоской из самых недр меня.
Вселенская тоска со мною остаëтся,
Когда уходят все, кто ждал начала дня.

Жизнь ступает мелкими шагами
В войлочных бесшумных сапогах.
Шаг, другой... И годы за годами
Опадают чëтками в руках.

Шаг - и оборвалось с нитки детство.
Шаг ещë - и юность позади.
Никуда от этого не деться,
Ничего другого ты не жди.

Зрелость закатилась за подкладку
Пиджака печалей и тревог.
Шаг ещë... И вроде всë в порядке,
Но выходит старость на порог.

И не повернуть, не задержаться,
В эту воду дважды не войти.
Остаëтся только лишь стараться
Подлости стремнину обойти.

Миновать болото заблуждений,
Омут липкой и коварной лжи,
Проходя по кладбищу сомнений
Отличить от яви миражи.

Жизнь ступает медленно, но твëрдо
По ступеням веры и любви.
Вслед струятся памяти аккорды...
Ну а ты как можешь, так живи.

Куда ты летишь на пушистой еловой метле?
Зачем ты живëшь на покинутой Богом земле?
Ты женщина-ласка. А может быть просто - лиса.
Ещë не пора и в запасе у нас полчаса.

Вот город. Он дремлет и видит волшебные сны.
И ждëт безусловной, коварной и лживой весны.
Ты женщина-символ. Ты жизнь после жизни самой.
Зачем же ты машешь своею пушистой метлой?

В снегу по колено я молча бреду за тобой.
Шепчу ли, кричу: "Подожди, не спеши же!
Постой! "
Меня ты не слышишь, а вьюга шумит и шумит.
А город не спит. Слышишь, ведьма?
Твой город не спит.

Ночами здесь сходят с ума.
Здесь душно и страшно дышать.
Здесь лето, весна и зима
Ложатся в пустую кровать.

А осень как-будто не в счëт,
Сентябрь не брат октября.
Здесь много чего есть ещë...
Здесь совесть зарыта моя.

Здесь лица прохожих пусты.
Здесь месяца скрюченный серп
С ухмылкой глядит с высоты
На тех кто без солнца ослеп.

Здесь больно и страшно дышать.
Ночами здесь сходят с ума.
Нам нужно отсюда бежать.
Но... Нет ни тебя, ни меня.

Четырнадцатый час дождя...
Душа давно насквозь промокла.
Я так устал искать тебя.
И, отражаясь в мокрых стëклах,
Мои глаза меняют цвет
На безнадëжность и усталость.
Вопрос не задан. И ответ
Не прозвучит. Какая жалость...

С утра лечу подобное подобным
Чтоб не очнулась сонная душа.
А за окном с ворчанием утробным
Октябрь доедает не спеша
Воспоминанья, чувства, ощущенья...
Всë догорает спичкой на ветру.
Их забирает стылый дождь осенний
И обращает в мокрую золу.
Прошла пора надежд и листопада.
И для чего не понимая сам
Я пью с утра лекарство от распада
Больной души с дождëм напополам.

Я помру от цирроза, а ты - от тоски.
А его электричка собьëт.
Азазелло в лохани полощет носки,
Ухмыляется кот Бегемот.

Странный город как прежде стоит на реке, Но вода словно совесть черна.
Ты сжимаешь пурпурную розу в руке
Невозножной печали полна.

Я уйду на восток. Ты на запад уйдëшь.
Шарик, прыгнув, замрëт на зеро.
Странный город сетями окутает дождь,
Потеряет жар-птица перо.

Я сгорю от тоски, ты исчезнешь во мгле
И никто больше нас не найдëт.
Пролетит Маргарита верхом на метле.
Словно сон наша жизнь промелькнëт.

В мозгу похмельном следы разрухи.
Куплю я спирта у злой старухи.
Тогда быть может мне полегчает
и мутный разум слегка отмякнет.
И я напьюся на кухне чаю,
Душа воспрянет и рифмой брякнет.
И я побреюсь опасной бритвой,
следы похмелья сотру ладошкой.
И приготовлюсь к извечной битве
поэта с музой, как мышки с кошкой.

Я перестал искать стихи
Во всëм, что движется и дышит.
Под слоем мëртвой шелухи
Их шëпот мне не уже не слышен.

Вот-вот обнимет осень нас
Своею ласковой рукою,
Но листопада тихий джаз
Нас не поманит за собою.

Сок августа с ладони стëк,
И холоднее ночи стали.
Как жаль, что нас не слышит Бог.
Всего на жизнь мы опоздали.

Он стар и толст. И лыс уже частично. Вся остальная поросль как мох седой торчит, растëт куда попало. Ему так мало в жизни перепало событий, встреч... Лишь пара расставаний ещë уныло совесть теребят.

Его удел - гнетущее похмелье. Из всех доступных человеку чувств он знает чувства страха и смиренья. Всë остальное - книжная мура, а книжек он давно уж не читает. Ему хватает парочки цитат из соцетей, где вечно зависает случайным гостем...

Утро октября его встречает сумраком и ветром. Огромный город щурится со сна,
моргает окнами и хлопает дверями своих домов. Вот-вот случится день.
Какой по счëту из пустых и длинных?..

Хмурые дворники, осени дети,
Мечутся в каждом дворе.
В кучи сгребают память о лете мëтлами на заре.

Дождик-проказник им ватники метит.
Не за горами зима.
Мокрые дворники, осени дети.
Осень им платит сполна.

Летаргический ëж, он, в предчувствии злых холодов,
Выбирает ковчег попристойнее, чтобы свернуться,
в забытье, как в морскую волну окунуться,
до поры позабыть о зубах злых голодных волков.

Будет ласковым сон. Будет долгой седая зима.
Пусть стучится мороз в эти ветхие древние стены.
Летаргический ëж до весны не приемлет измены,
и, не знает зачем все сошли с небольшого ума...

Старый мальчик горько плачет у окна.
Он забыл, что у бутылок нету дна.
Он забыл, что новый век давно уже
Ищет места в его маленькой душе.

Он забыл, что на дворе совсем темно
И не для него горит еë окно.
Он увидел - тропку снегом замело.
Он почувствовал - что было, всë ушло...

Старый мальчик у окна всю ночь без сна
Горько курит. Рядом дышит тишина.
И из крана где-то капает вода -
Это годы утекают в никуда.

В когтях у страшной сказки
живëм давным-давно
и все цвета и краски
сливаются в одно:
в сплошную монохромность,
в безвременье и мрак,
где серая бездонность
на души давит так,
что вдох уже не слышен
и выдохнуть нельзя...
Мы этим ядом дышим,
по кромке дней скользя.
В обед - хмельная влага
и банка иваси,
А жизнь - такая шняга,
что Боже упаси!
А жизнь - она научит
ценить вчерашний день,
таскать на всякий случай
за пазухой кистень.
А дальше - веселее,
как в сказочном кино.
У дядьки Берендея
для всех припасено
историй жутких ворох,
недобрых баек воз...
Но отсырел наш порох
и что-то не срослось.
Не склеилось, не сбылось.
Всë тот же мрачный сон:
В нëм немота на вырост
И тьма со всех сторон...

Полвека за спиной.
А этот век не мой,
И я в нëм как немой
Статист на сцене.

Как лыжник на траве,
Как баржа на песке.
И в буйной голове,
В седой моей башке
Лишь мысль простая мечется, больна:
Всë то, что было, было на хрена?!

Вопросы без ответов, старина...

Всë пройдëт и повторится снова
Через сотню или тыщу лет.
Это внове будет для другого,
А тебя, дружок, давно уж нет.

Прорастëшь на белый свет цветами,
И пчела нектар с них соберëт...
Неисповедимыми путями
Нас Господь по вечности
ведëт.

Что - стихи? Только сонмы ритмических слов,
Многабукф. В темноте эти буквы роятся.
И сидит в тишине сотрясатель основ,
Чëта пишет... Его все соседи боятся.

Он похмелен всегда и угрюм, и небрит,
Он скользит в гастроном неопрятною тенью.
По ночам он на кухне посудой гремит.
Даже кот не садится к нему на колени.

Впрочем, хрен с ним, с котом,
Что возьмëшь с дурака?
Шерсти клок, да и тот ни на что не сгодится...
За строкою - строка, аж немеет рука,
Да сжимаются нервно его ягодицы.

Он с балкона швыряет бычки в темноту.
Темнота их глотает и давится, стерва.
Он читал свои вирши намедни коту.
Тот залез под диван и издох там, наверно.

Графоманство - срамной и тяжëлый недуг.
В чëм-то с триппером схожий, иль с вредной чесоткой.
Впрочем, лучше букет подцепить от подруг,
Чем давиться стихами как тëплою водкой.

И с испугом он Мастера ждëт по ночам:
Тоже, взял, блин, манеру, бродить по квартирам!
Да, он Мастер. И чо? Ну, отвесит с плеча,
Так ведь зуд не отпустит. Не кончится миром

Эта злая война, этот радужный ад,
Тот, в который он прыгнул, не ведая брода.
Ну скажите ему, разве он виноват,
Что на нëм отдохнула злодейка-природа?

На последние деньги напившись дрянного вина
( и своею пустою виной как всегда упившись),
Стану жëлтым листом на стекле твоего окна,
Хоть вот так из вселенной к тебе на чуть-чуть прислонившись.

Прикасаюсь я к той, что была много лет назад
И сегодня, конечно же есть, не смотря на данность.
Вот я строю опять свой игрушечный добренький ад.
И срываю коросту с зудящей мифической раны.

Не сочти за похмельный бред.
Впрочем, бог с ним, ты
лишь прочти
эти несколько строк.
А о чëм, как всегда не знаю.
Я гремлю пустотой, что живëт у меня внутри,
В самом центре звеняще-хрупкого злобного рая.

Слëзы - признак близкого инсульта.
Стал слезлив я часто без причины.
Примеряя разные личины
Я тебя навеки потерял.
И забыв глаза твои и губы
Помню чьи-то лысины и спины,
Праздники, гирлянды, мандарины,
Разноцветья пëстрый карнавал.

Память надо мною посмеялась:
Помню тех, кого встречал однажды;
Помню, что не входят в реку дважды,
А твои черты забыл совсем.
Ну за что мне это наказанье:
Я с другими помню вечер каждый -
Радостный и грустный...
Лист бумажный
разлинован.
Вроде, нет проблем.

Нет проблем. Ну, разве что, не помню
Как меня ты нежно целовала.
Что на ухо ночью мне шептала
И о чëм шептал в ответ тебе.
Для чего мне это покаянье?
Снов ночами выпито немало.
В этих снах тебя мне не хватало...
Кто же ты, скажи, в моей судьбе?

Мы не ищем лëгких путей:
К нам Весна и та, ходит осенью.
А зимою нет новостей,
Снег на крышах, как волос с проседью.

Кто ж весной придëт, кто развеет сплин,
Что из всех щелей в душу пялится?
Вот сидит поэт и грустит один.
Навести его, слышь, красавица!

У него тепло, на столе - портвейн,
На плите шкворчит джезва с кофием...
Перерос весну, как замшелый пень,
Что ему теперь песни осени?

Эх, злодейка-жисть, да не в масть, не в в цвет,
Ниткой шëлковой вьëтся-тянется...
Рифмы вроде есть, да азарту нет.
Перемелится - что останется?

Ну вот и всë. Прощай, дружок.
Прости, что я тебя не спас.
Я знаю, есть кошачий Бог,
Он тебя встретит в небесах.

Тропинка Радуги ведëт
В шальную мартовскую ночь.
Прощай, Мой Лучший в Мире Кот.
Прости, что я не смог помочь...

Всем друзьям и зашедшим ко мне на страничку прохожим
Я хочу в наступающем Новом году пожелать
Мира, солнца, добра - ведь с добром мы всë сладим и сможем,
Нам с добра новый год обязательно нужно начать.

Всем желаю любви, тихой, нежной, как солнечный лучик,
Что заглянет в окно, предваряя грядущий наш год.
Ведь любовь - самый важный и преданный в жизни попутчик,
С ней беда - не беда, пусть любовь в наших душах цветëт!

Вера в лучшее, знаю, поселится в сердце навечно.
И удача не сможет пройти мимо нас стороной.
А надежда... Надежда - она, как всегда, бесконечна,
От напастей и бед защищает бетонной стеной.

Пусть наивны и слишком банальны мои пожеланья,
Но проверенный временем кружит земля хоровод.
В нëм Любовь и Надежда и Вера не сменят названья.
Кто прожил много лет, тот меня несомненно поймëт.

30. 12. 2019 г.

Век пополам. По мне - так быстро слишком.
Ведь я на днях же был еще мальчишкой,
Позавчера мне было двадцать пять
И я готов был в эту жизнь сыграть.

Вчера стремленье как-то подустало.
Я вечером нырнул под одеяло,
А утром глянул я на белый свет:
Вот это номер: мне полсотни лет!

Век пополам, а мой уж на исходе.
Со мною ничего не происходит,
Но... Коль ботинки вздумаю купить -
Как знать, не в них ли будут хоронить
Моë весьма потрëпанное тело?

Смеюсь ли, плачу... Разве в этом дело?

Я в ваши игры не играю
И до заката засыпаю.
Ложусь привычно где-то с краю.
Сквозь сон не слышен птичий крик.

Сгорел сарай, гори и хата,
Ведь ничего давно не свято.
Убили свата за зарплату,
И сватья плакала навзрыд.

В одном глазу слеза застряла.
Другим зрачком она считала
Нули. Их было так немало,
Что быстро высох глаз второй.

Мне ваши игры по тамтаму
Я перед сном свои сто граммов
Умножу на пять. Пью стаканом.
И потому еще живой.

Мой интернационал

В каморке дворничихи Зины,
Подруги верной с юных лет,
Вдвоëм с застенчивым грузином
Мы ели фирменный омлет.

Потом мы пили злую чачу,
Портвейн, кефир и молоко.
Играл грузин, сурово плача,
На балалайке "Сулико".

Затем ещë была Зубровка,
Киндзмараули, Слынчев бряг,
Мартини, Кьянти и Перцовка,
Клопами пахнувший коньяк.

Я горцу вторил на гармошке
И вслух читал стихи свои.
А за окном вопили кошки
Фальшивя, арии любви.

На перепутье мирозданья
Столкнула лбами нас судьба.
Я шëл тогда с друзьями в баню,
А он из бани шëл тогда.

Друг друга тотчас мы узнали
По цвету брюк, разрезу глаз.
В экстазе дружно зарыдали
И побратались сей же час.

Он был по матери грузином
И по отцу грузином был.
А я слыл форменным кретином,
Про всë забыл, на всех забил.

Я был на четверть итальянцем.
По сути - скиф. В душе - еврей.
Короче - форменным засранцем
От пяток до волос корней.

В каморке дворничихи Зины
Свела нас мачеха-судьба.
Он был законченным грузином.
И я грузином стал тогда.

П амаять играет в жуткие игры -
О чень она слаба.
Б есы к подзорным трубам приникли:
Е сли образ врага
Д о блеска надраить,
О т чистить от копоти,
Б у детей им всем сиять.
Е сли лампады любви промокли
С мерть торжествует опять.

И по дорогам безвременья
Е дем мы вновь убивать.

С колько народной любви к палачам...
О кна закрашены серою краской,
Н а этом фоне - жуткий пейзаж.

Р еки давно не текут никуда.
А лым рассвечены линзы очков.
З ло торжествует. Душа взаперти.
У м, честь и совесть - лишнее, бро...
М елом на серой стене начерти
А з, буки, веди... А после - добро!

А. Г. 11.09. 24 г.

Верлибр фонарëм повис на рее.
Как холодильник пуст осенний день.
Смешал в одном бокале дребедень
И выпил. И нисколько не жалею
О том, что рифма рифме не сестра.
Не приходя в сознание с утра
Пишу о том что вижу. Что уже
Полощется бельëм на рваном ветре.
Так можно графоманить километры,
Себя поэтому чувствуя в душе.

С Днëм рождения, друг!
Наплевать, что метель за окном
И уже не зависит погода от времени года.
Поломались мы все. Вместе с нами сломалась природа.
В этой сломанной псевдореальности
как-то живëм.
С Днëм потерь и утрат я не стану тебя поздравлять -
это сделает Время - безжалостный спятивший кормчий.
Ну а я лишь хочу в День рожденья тебе пожелать:
Ты назло всем живи!
Беззастенчивей. Яростней. Громче.

Маразм крепчал. И облетали ветви
Под натиском стального топора.
И люди никли. И купюры блекли.
И дым отечества палëным отдавал.

И пëр к обрыву властелин природы
Превозмогая стыд и боль и страх,
Презрев химеры призрачной свободы
С весëлой песней смерти на устах.

... А ещё я неплохо читаю стихи
отражению в зеркале.
И чепухи
всякой, сдуру, со страху горазд наваять
и за рифмами спрятаться да зимовать.
Там никто не найдёт. Даже ушлый волчок,
что кусает всех прочих за сдобный бочок.
Даже злобный бабай не отыщет меня
ни ночною порой, ни при всполохах дня.
Разве что вековая проруха-печаль,
да метель-завируха, да стылый февраль
знают, где квартирую сейчас.
Но не скажут об этом. Не пробил их час.
А когда я из схрона шагну за порог -
там случится апрель. В нём не станет тревог
завиваться позёмка. С капелью проснусь.
И забуду февраль. И весне улыбнусь ...

А снег как прежде, белый-белый...
А на душе черным-черно.
И даже если б захотелось,
не написать про радость... Но
На чердаке моих сомнений
пылится вечности ларец.
В нëм спрятан светлый день
весенний,
В котором злу придëт конец.
Но ключ от ларчика утерян -
Мы так привыкли всë терять.
И на чердак закрыты двери.
И я, увы, уже не верю
что можно заново начать.
Унынье - тяжкий грех вестимо,
Но как тут верить в чудеса,
Когда они проходит мимо
Стыдливо отводя глаза...

Прощай, сентябрь. Да, именно - прощай!
Не знаю я, мы свидимся с тобою
ещë,
иль нет.
Костлявою рукою
( зачëркнуто)...
когтистой лапой,
вкривь, наискосок
взмахнула Смерть.
Прицелилась в висок
где жилка бьëтся:
"Не горюй, болезный!
Уж причитать и плакать бесполезно.
Давай, махни сто грамм на посошок
и в путь.
Туда, где тризна воронья,
где упадëшь ты в первый снег изгоем... "

Прощай, сентябрь!
С тобой нас было двое.
Но ты уходишь.
Исчезаю я.

Ласковый апельсин

Здравствуй, зимнее солнце -
ласковый апельсин,
Прыгнувший на ладонь
из снов о счастливом детстве.
Мне никуда не деться
от седины, морщин,
Но ласковый апельсин
греет мне злое сердце.

Детского декабря
вспомнится карусель,
Ëлка, салазки, снег,
и - предвкушеньем чуда -
Ласковый апельсин
светит из всех щелей
Памяти чердака.
Я его помнить буду.

Даже когда почти
память моя уснëт,
Даже когда совсем
станет темно повсюду...
Ласковый апельсин
не для меня взойдëт
Снова на небосвод.
Но я его помнить буду.

Женщина-осень пришла как всегда без звонка.
Молча разулась, на тумбочку бросив перчатки.
Кофе сварила... Как черная жидкость горькА!..
Женщина-осень, прости мне мои опечатки.

Я неврастеник, позёр, даже социопат,
Лето в горсти, что в душе - самому непонятно.
Милая, знаю, что я пред тобой виноват:
Было да сплыло. И нет нам дороги обратно.

Буду бродить под твоим моросящим дождем,
Дым сигаретный глотать, коньяком запивая.
Женщина-осень, мы скоро с тобой подойдем
К самому краю. А что будет дальше - не знаю.

Женщина-осень. Усмешка судьбы. Дежа вю.
Снова и снова тебя я в толпе замечаю.
В каждой, хоть сколько б похожей, тебя узнаю...
И вспоминаю. О нашей весне вспоминаю...

Когда захочется творить,
Подумай, что по всем приметам
Поэтом можешь ты не быть...
И значит нефиг быть поэтом.

С. Плотов

Графоман

Графоман графоману не выклюет глаз,
кровь не выпьет
( ну, разве, чуть-чуть)).
А Поэты, что с рифмой дружны,
те как раз
друг на дружку с дрекольем идуть.
Каждый мнит себя богом,
собрата - говном,
не достойным лихого
пера,
каждый может другого пихнуть сапогом
И оставить в чëм мать родила -
без Пегаса-Парнаса,
без рифмы-строфы -
ну, таланты, что с них ты возьмëшь!
Им прощаются самые злые грехи,
хоть купить их порою за грош
дело плëвое...
Падки поэты на лесть,
быть голодным не хочет никто.
Потогонят сатрапам угодную жесть,
хоть парят высоко-высоко...

То ли дело беззлобный наш брат-графоман:
он сидит себе мирно в теньке.
И натужно трудясь, словно башенный кран,
рифмы тянет,
кладëт в уголке.
Он до драк не охочь,
он безвреден почти,
Он мусолит стишок-пирожок.
Ты не трогай его, лучше мимо пройди,
не буди в нëм Поэта, дружок!

Мы всегда понимаем друг друга
нАзло тем, кто считает не так.
И роднит нас январская вьюга,
Ветром жжет, бьëт в лицо...
Этот мрак,
он создателем вдруг обозначен,
и бессильны круги ворожбы:
если путь наш судьбе равнозначен,
то не бойся, не верь и не жди....
Не вангуй понапрасну, не надо,
что ты хочешь от жизни, чудак?
У неë для тебя есть награда...
Только так, дорогой, только так....

Как тысячи писавших до меня
я напишу, что жизнь почти прошла.
И не было в ней смысла и огня,
хоть Ангел расправлял свои крыла
над головой моею всякий раз,
когда я лез по глупости в беду.
Поэтому пенять ему сейчас
и в страшном сне, поверьте, не смогу.

Ах, Ангел мой, единственный дружок,
ты трепетно работу исполнял.
Давай с тобой глотнëм на посошок
Той влаги, от которой ты спасал,
спасал меня и всë-таки не спас,
но песню спел прощальную свою.
Лети на свой божественный Парнас.
Октябрь уже стучится в дверь мою...

М. С.
Я приеду в ваш маленький город
и знакомым маршрутом пройду.
Снова лето за школьным забором
тополинную сеет пургу.

Я не стану вас нынче тревожить -
от меня вы теперь далеко.
Я влюблëн в ваше имя до дрожи,
королева Марго.

Здесь Дюма ни при чëм, право слово,
просто в зеркале тающих дней
ваше имя увидел я снова
на картине печали моей.

Блекнут краски с годами, но все же
мне сегодня светло и легко.
Я влюблëн в ваше имя до дрожи
королева Марго.

Безысходная сладость февральских минут...
Отгремел новогодний отвязный салют,
И уже изменить мы навряд ли рискнëм
Мир, в котором пока ещë вроде живëм.

Может, нам повезëт и случится весна,
Но не всякий воспрянет от зимнего сна.
С каждым днëм всë длинней список горьких утрат.
А метели вам злее. Где же оттепель, брат?

Ты устал и не веришь. Не любишь. Не ждëшь.
Принимаешь потери. И сладкую ложь
Запиваешь портвейном. Выходишь за круг
Беззастенчивой неги февральских минут...

Мы вышли из Бога и Зверя.
Все помыслы наши и сны,
задумки, находки, потери
для Бога и Зверя равны.

Кого из двоих мы осудим,
к кому из двоих мы прильнëм?
Сей выбор для каждого труден,
но выбором этим живëм.

Вот правда и кривда местами
меняются. Тьма застит Свет.
Мы прошлого плачем слезами.
Мы в будущем ищем ответ...

Мелкая всячина

манулы на зиму толстеют
и всем до крайности милы
а ты не мил с пузцом округлым
увы
*****
Иных уж нет, а те - далече.
Но знаем мы наверняка:
Никто из нас, увы, не вечен.
Но вечна памяти река.
*****
Ему всего лишь сорок, он пацан.
От Аббы и Битлов он не балдеет.
И я ему, пожалуй что, не дам
Сорвать цветок в моей оранжерее.
*****
Сидим ждунами ждëм чего-то
всю напролëт хмельную ночь.
А счастье, выйдя за ворота,
уходит прочь.
*****
Как выражаются в одессе
биндюжники и поэтессы:
морской пейзаж и по колено
нельзя иметь одновременно.
*****
Коль ты бухаешь как есенин,
и множишь прочие грехи,
то где твои, скажи на милость,
стихи?
*****
Люсь, над пропастью во ржи
громко так, прошу, не ржи!
Ты ж не лошадь, слышишь, Люсь?
Я тебя во ржи боюсь.
*****
хемингуэй любил дайкири
пропустит парочку глотков
и вот рассказ старик и море
готов
*****
вчера прилюдно с алексеем
произошëл флоатулизм
да со сфинктральным резонансом
короче пукнул алексей
*****
Во мне есенинская грусть,
но хулиганства нет в помине.
Сегодня я опять напьюсь,
поскольку истина в графине.
***
Отсеяв шелуху и шум,
Ещë мы посрамим европы:
Прогресс нам дал пытливый ум
И руки, что растут из жопы.
*****
матрос закурит папиросу
и барышне расскажет как
и почему врагу не сдался
варяг
*****
Портал параллельного мира
Открыл ненароком Иван,
Когда пылесосил квартиру
И чуть отодвинул диван.
*****
Я истину в вине искал:
один бокал, второй бокал...
Я пропадаю ни за грош:
сопьëшься тут, пока найдëшь!
*****
Тревожила мысль два стакана назад
Под сизый дымок сигареты:
А что если наша Земля - это ад
Какой-то далëкой планеты?

24 августа похоронили
Алена Делона...

*****
Красавчик с Бебелем теперь навеки вместе.
Кайфуют на небесном райском тесте
Волшебных сдобных чудо-облаков.

Прошу вас, не грустите - им не надо
Тоски и слëз.
А лучшая награда
Аплодисменты наши
и любовь.

Пирожки с олежками

мне больше наливать не нужно
сказал задумчивый олег
и заиграли в небе лютни
и прослезился трезвый бог
*****
олег лежал давно отпетый
под толщей матушки земли
а ногти на ногах при этом
еще росли
*****
олег увы ужасно болен
он изнемог уже совсем
на градусник смотреть не может
там тридцать семь
*****
олег спинджак одел в полоску
поклал тудой свой портмонет
он в кофетерию собрался
поисть каклет
*****
оксана так смотрела матом
что растерявшийся олег
вернул ей сразу две заначки
и водку вылил в унитаз
*****
*****
олег хотел быть маскулинным
брутальным мачо и самцом
и лишь сандалики с носками
коварно рушили типаж
*****
оксана нифига не леди
олег увы несчастлив с ней
на стороне он часто ищет
ледей
*****
Олежек Оксану боялся до колик,
хоть был хулиган, дебошир, алкоголик.
Он как-то с испугу ей разом вернуль
супружеский долг с февраля по июль.
*****
ну значит будет так оксана
сказал олег расклад такой
сначала поживëм у мамы
а утром ты пойдëшь домой
*****
купите мне мороженку фемина
олег у магазина попросил
альфонс скривила бровь красотка нина
не не пломбир
*****
олег был сильно озадачен
ведь он по паспорту олег
оксане наплевать на паспорт
сказала игорь и заткнись
*****
ну значит будет так оксана
сказал олег расклад такой
сначала поживëм у мамы
а утром ты пойдëшь домой
*****
олег пришëл домой не в духе
и чтоб задобрить силы зла
оксана голышом в пельмени
легла
*****
олег наш был титан и стоик
мораль он с детства излучал
и вдалеке от барных стоек
скучал
***
олег в философы подался
чтоб побороть свой кретинизм
и что теперь олег на ляпнет
всë афоризм
*****
олег был парнем честным пылким
но вслед ему шипел народ
пошли такого за бутылкой
он гад одну и принесëт
*****
мы все учились понемногу
сказал задумчиво олег
ну да ответила оксана
чему нибудь и как нибудь
*****
олега разум спал спокойно
но тут явилися они
бабайки что тем сном
внезапно
вдруг рождены
*****
ох зря глядел в седую бездну
олег без продыха и сна
дождался что она взглянула
в него сама

Когда придëт Конец Концов
Кого он в логове застанет?
Трëх полоумных старых вдов,
Давно уж потерявших память.

Надежда, Вера и Любовь -
Сиротской доли злые дети.
Обнимет их Конец Концов
И станет тихо на планете...

Пасуя перед здравым смыслом
Выбрасываем белый флаг.
И наши скомканные мысли
По ветру стайками летят.

Живëм ничем не беспокоясь,
Нам мил удушливый пейзаж.
А нами преданая совесть
Давно взята на абордаж...


**********

Я уйду без сожаления -
Этот мир не для людей.
Ведь с момента сотворения
Вышло так, что он ничей.

На весенней на проталинке
Кости греет старый пëс.
Нет хозяина у Шарика.
Так уж вышло. Не сбылось.

Август сгоревший поведать не смог ни о чём.
Тень сентября снова машет свинцовым крылом.
Лето уходит. Приходят косые дожди.
Брагою бродит осипшее сердце в груди.

Долгие ночи. Остывший бессонницы чай.
Вдруг, среди прочих, тебя разглядел невзначай.
Осени тень закрывает на небе луну.
Завтрашний день меня пустит, как лодку, ко дну...

С. Г.

Трепетными пальцами на пяльцах
Вышиваешь ты свою судьбу.
Сколько я прилежно не старался,
Но постичь тебя я не могу.

Лето вновь закончится дождями.
Осень вновь обнимется с зимой.
Вот, твоими хитрыми глазами,
Наблюдает тишина за мной.

Бог ли, Случай свёл нас в мире этом,
А потом - так вышло! - разлучил.
Двадцать с лишним лет я шлю приветы
Той, кого забыть не хватит сил.

Той, кто так небрежно и коварно
Держит поводок в своей руке...
Это так нелепо и забавно:
До смерти бродить на поводке.

Вы хочете песен?
Их есть у меня.
Мой мир слишком тесен
для проблесков дня.
Мой дом бесприютен,
кладовки полны
осколками судеб
вселенской войны.
Вы хочете сказку?
Извольте, мадам!
За робкую ласку
вам душу отдам.
Что будете делать
вы с этой бедой:
нелепой, несмелой
и утлой душой?
Ах, августа полночь,
истомы волна!
Наполнив бокалы
мы выпьем до дна
за летние ночи,
за сладкий обман,
за чёрные очи
и пьяный туман.